Был свободным художником.
Любил краски и слова, как инструменты выражения его души.
Великолепно владел письменной речью.
Фиксируя то, что волновало, было преходяще, мимолётно, зыбко: постоянно ускользало.
В погоне за моментами красоты и прекрасного больно ощущал своё бессилие: красота была хрупка, быстро умирала.
От осознания этого были страдания.
Понимал, что тайну расшифровать невозможно, за ней можно лишь идти по пятам.
В жизни чувствовал себя молодым: не боялся ошибок.
Умел расширять рамки возможного, считая, что в именно в них может войти и нереальная мечта.
Погрешности в жизни уважал за их непредсказуемость и загадку. Категорически не любил советовать, руководить — не желал людям мешать, уважал их, считая, что они не глупее его и знают сами, как строить свою жизнь.
Никого не поучал, а потрясал своими картинами, книгами.
Своё пребывание на земле видел весёлым, увлекательным и простым. Деньги у него водились всегда.
Давно заметил странную закономерность: чем меньше он о них думал и больше их тратил, тем быстрее они наполняли его карман.
Те же, кто их экономил, вечно были без денег.
Отношение к жизни было творческим: любил её , ища в ней красоту и глубину.
Владел точным и чутким глазом, золотым чувством пропорций.
Говорил блистательно, чем нехотя вовлекал любого собеседника в эмоциональный транс.
Его мысль щедро пульсировала глубоким смыслом.
Наверное, умел мыслить сердцем, воспарять образами.
Собеседники осознавали, что его лёгкий дух был сшит ниточками вдохновения.
Не боялся высказывать то, о чем другие бы умолчали, этому помогало творчество.
Видимо, счастливо соединял в себе в нужных дозах грешность и святость.
Старался не преклоняться перед мудростью, слишком она была для него тяжела, больше влекли смелые поступки.
Наверное, был умнее и выразительнее в творчестве, нежели в жизни, поэтому старался не портить своим лицом лик творческий.
Великолепно знал, что любая его картина, книга — приговор ему, поэтому относился к любой своей вещи, как требовательный родитель: с чувством жёсткой любви, где не могло быть мелочей.
В каждом мазке своей картины видел свой пристальный взгляд,сильные чувства, мог извлекать из цвета, света максимум чувств, которые взрывались затем в образах.
Иногда оформленные линии, краски, оттенки бесили его утратой свежести эмоций, порой ощущал бессилие, что не находил адекватного выражения задуманного.
И воплощая фантазии, очень часто прибегал к отсечению лишнего, фальшивого, серого и невыразительного.
Ему помогало чутьё, интуиция, которая порой ножом «разрезала» сердце, а “кровь” маэстро выхлёстывала нужный штрих, линию.
Знал ведь, что под правильным «лаком» пропадала страсть красок, глубина чувств, тайна.
Верил, что картины пишут на небесах, а на грешной земле он их лишь корректирует.
Не мог же он прикурить у Всевышнего.
Да и его картины — это его жизнь, а не её отражение, ведь столько сил в них вложено.
Содержательность не позволяла усложнять примитивность, а сложное упрощать.
В душе жила яркая звездочка творчества, которая не теряла своего сияния в присутствии других немалых величин — художников высокого полёта.
Наверное, он был лучшим слугой у своего таланта.