Как страдала она, когда красота хрупкого цветка умирала от бритвы времени и наступившего срока гибели. Эта напряжённая раздвоенность между красотой и страданием воплощалась в острые ощущения , переплавленные в несовершенные строки.
Читая же его пронзительные в своей честности и аскетичной строгости скупые строки, отлитые в филигранные непривычные формы, она менялась.
Его дар выплавлял в её душе нездешние цветы, волновавшие без того оголённые нервы. Он показывал уголки своего мироздания, при этом ничего никому не доказывал. Он не стремился полировать личными достоинствами изъяны жизни.
Блистательная аристократическая школа личного самотворения вознесла его на олимп сильного духа, где он любил находиться один, не допуская туда никого.
Именно тайна и благородное одиночество, отстранённость манили женщин к нему, но
зеркальная поверхность его творчества принадлежала только ему. Шлифовка своих острых граней далась ему дорого: не имел друзей, да они были ему и не нужны.
Вход посторонним был запрещён. Заработок чести всегда был важнее алчного и примитивного в форме денег.
Даже самые тяжёлые вещи он умудрялся писать глазами влюблённого, хотя читать их было тяжело и непривычно, но именно непохожесть на других исправляла недостатки его природы, так он считал. Основанием стиля была красота, которую добывал , как раб на галерах, с железным упорством, от которого зависела жизнь.
Она , каждый раз читая его, понимала, что божественный жезл посланника бога он вдохновенно уносил выше магических облаков.
Его проза обладала чёткостью линий мысли, мелодичным ритмом сердца, ёмкостью и лаконичностью сильнейших чувств.
Утверждал своё величие тем, что никого не учил, но и ни у кого не учился, говоря, что иначе потеряет СВОЁ лицо. Наверное, не считая себя великим, он в будущем и станет известным. Воля , замешенная на лучших инстинктах его породы, а также на стремлении познать себя породили оригинальность уникального стиля, подражать которому невозможно, можно только любоваться и исследовать, смакуя каждую строчку.
Какое восхищение он вызывал у неё тем, что был свободен от знания ненужных вещей.
Он знал не многое, а нужное.
Чувственное сердце содержало больше нужных сведений нежели разум. Возвышаясь в преодолении жизненного материала в своём творчестве, он покорял тем, что оставался всегда самим собой.
Ей казалось, что он был вездесущ, как Бог, ибо всегда присутствовал в своём произведении.