Архив за » Сентябрь, 2012 «
Околдовывает душу нежными звуками этот проникновенный голос, беря в плен хрустальными переливами сердце, чувственностью и простотой глубоких интонаций,касаясь разбуженных струн печали и грусти.
Она грациозно, мягко извлекает чистые звуки из недр своих переживаний, сокровенных чувств и ощущений.
Внимаю нотам в скольжении невероятно мелодичного голоса в полёте к небесам.
Мистическая прелесть песен завораживает льющимся дыханием любви,обрушивая нежданную красоту музыки, слов.
Коронованная, поцелованная Богом, она вручает нам свой дар — сияние света своей души.
Льющиеся звуки её голоса разнообразны, неожиданны, естественны, выразительны.
Движение мелодий беспредельно прекрасно, совершенно и изящно,покоряет вкусом и безукоризненным блеском отделки каждой музыкальной фразы.
Трепет светлых эмоций захватывает бесповоротно.
Солнечные, скорее золотые ниточки тепла её голоса, сшивают надеждой все ранки души.
Взлёт звуков чарует безграничностью неистовых потоков света и гармонии.
Каждый раз, слушая её, я тону в волнах редкого,звенящего тихой грустью, ни на кого не похожего, шёлкового голоса…
Как жестоко хлестал ветер в лицо, дождь бешено колотил асфальт.
Погодное сумасшествие исступлённо доказывало свою непредсказуемую мощь. Крупные капли воды остервенело пузырились в огромных лужах, входя в раж дикого и буйного ритма ударов, которые неистово ярили ноты
зверской мелодии. Казалось, шальное безумие кипело пеной злой силы, побеждающей ещё недавнюю полноту тишины и покоя.Чёрные потоки ярости выплёскивали свою злобу на спины согнувшихся прохожих. Потоки дождя сливались по цвету с тёмным и недобрым небом, изливая сумасшедшую энергию на крыши домов и всего мира.
Серые безжалостные тугие плети дождя отыгрывались на беззащитности людей. Прорываясь сквозь все поры, вода яростно расплёскивала свой гнев, казня и раздирая, мучая и истязая в союзе с ветром деревья и цветы, животных и человека.
Софья стояла в тёплом плаще, удобных сапогах под зонтом и наслаждалась этой стихией: она обожала такую стихию погоды.
Все последние три года у неё промелькнули перед глазами, словно в мультфильме. Она видела себя в каком-то фантастически- мистическом сне, ощущая глубокое, громадное, непреодолимое, скорее, неудержимое и жгучее влечение к жизни. Казалась себе высокочувствительной и мощной антенной, поглощающей лишь ей отданные волны, которые, подобно
золотым ярким ниточкам энергии, были направлены прямо в сердце.
Какими-то содрогающимися импульсами они сжигали её изнутри, при чём
подчиняя полностью волю. Ощущала себя цветком, неожиданно расцветшим, когда от него уже этого не ждал никто.
Не ожидая от себя, зарыдала, уязвлённая своей острой впечатлительностью, эмоционально сбившей её. На губах почувствовала морской привкус воды, пахнущей йодом; глаза утонули в лужах; слух поразила вдруг неожиданно наступившая тишина — резко прекратился дождь. Такой контраст ошеломил её: вспышки, взрывы, выхлесты природы исчезли, да так быстро, что в глубине души она сравнила это со своими неожиданными перепадами эмоций, чувств, мыслей, которые порой молниеносно и больно прошивали её чувствительнейшую натуру.
Имея невероятную чуткость ко всяким переменам, она страдала именно осенью, когда напрягало всё: дефицит солнца, мрак ночей, запахи, накал переживаний, драматичные осенние ноты красок.
До сих пор она боролась с собой, пытаясь укротить свою природу, подмять
её, задушить свои порывы, вразумить их. И эта борьба всегда приводила её к одному — надрыву, мучительному физическому и психическому надлому, сокрушающему естественные проявления инстинкта искренности. Она оглянулась вокруг: багровые насыщенные тона листьев, пламенеющие алыми вспышками огней, похожие на пунцовые фонари ёлочных игрушек.
А молчаливо кричащие о любви ягоды рябины и калины ликовали восторгом
полноты этого чувства.
И после дождя наступила услада взора красками, упоение прозрачностью и свежестью воздуха, сладкое блаженство от пьянящего великолепия осени, её чистоты и мудрости золотого опыта — приходить на эту землю каждый год вне зависимости от наших желаний …
И знай, мой милый, что все эти спасительные заранее советы – всё это есть только вторжение на чужой счёт в чужую совесть. (Фёдор Достоевский /
Откуда сидит в нас страсть давать всем советы, и особенно тем, кто наверху? Но ведь как там безнадёжно высоко, что каждый может страшно сорваться и упасть в бездну. И кто вообще знает безупречность политического исполнения? Неужели мы так интеллектуально и морально одарены, что знаем все способы приготовления волшебных рецептов истинной и благополучной жизни для своего народа? Как долго и упорно готовили русских царей
с детства к управлению страной, а тем не менее никто не может из них похвастаться своей безошибочностью в делах.
А всего — то каждый человек должен отречённо и самозабвенно заниматься своим делом, чем придумывать советы, о которых никто не просит.
Почему именно в нашей стране каждый знает, как рулить наверху, как править, правильно поступать, воспитывать детей и лечить людей?
Совсем недавно мы были свидетелями, когда талантливейший артист Михаил Евдокимов занялся не своим делом — политикой — и что получилось?
А сидя на кухне, мы все- гениальные политики, врачи, учителя.
Распинать легче, чем что-либо создавать и усердно работать.
Выбирая, мы всегда должны разделять ответственность с тем, за кого отдали свой голос.
Но нам нравится посыпать раны солью — уж очень нам симпатичен их свежий вид.
У меня никогда не возникало желание учить нормального водителя, как ему крутить руль, какую нажимать педаль, и повара, как ему печь блины, потому что это смешно, мягко говоря. Недовольство всем — явное малодушие, которое показывает, что человек не способен
совладать с трудностями жизни, так как нет ресурсов жизнестойкости, и весь гудок уходит в забалтывание всего и всех. Стоит ли давать советы, когда об этом никто и не просит?
Неужели мы не в состоянии построить настоящее? И почему живём с черновиком, надеясь, что Господь даст нам вторую жизнь, которую-то уж обязательно напишем набело?
Но мир устроен так, а не по -другому,видимо, в этом есть своя логика, потому, что если бы он был устроен и чуть лучше, нас все равно бы это не устроило — такие мы.
Несовершенство жизни толкает к иллюзиям, что кто-то за нас решит проблемы. Стоит ли бить о камень, если по этой причине можно остаться без рук?
Чем больше мы недовольны жизнью, тем больше она недовольна нами. Уж не потому ли — кто косо смотрит, тот криво видит?
И, всё -таки здорово: если есть проблемы, значит, их можно решить, коль мы наделены природой умением думать и работать, испытывая от этого удовольствие жить.
Зачем портить жизнь другим, если мы не можем наладить своей?
А коль мы так недовольны своей жизнью, то можно изменить это его двумя средствами: улучшить условия этой несовершенной жизни или улучшить свое душевное самоощущение. Первое возможно не всегда , второе — вполне, тем более, мы закипаем при разных условиях. Интересно то, что мы, когда недовольны собой, умело размазываем собственную несостоятельность на других. А стоит ли?
Мы так яростно распинаем общество, в котором живём.
Но ведь вот какая штука — мы являемся частью его: кто нам виноват, если идеалы, которые проповедуем, находятся высоко, а мы не очень — то «тужимся» до их уровня подняться поступком. А потом, чтобы раскрыть таланты в обществе, этому обществу следует быть самому очень талантливым.
Как бы ни было, именно ограничения в виде морали, законов, позволяет нам хоть как -то не оскотиниться. Конечно, привычка брать убила постепенно инстинкт отдачи во благо другим. Учение Дарвина именно сейчас — в действии. Вообще, идея преодоления недостатков своих, общества, других умерла. Она стала непопулярной, так как вера в лёгкие мифы нереального благополучия победила.
А равнодушие, словно главная перегородка между людьми, анестезировала сочувствие, сострадание, соучастие, сопереживание. В итоге —
разучившись чувствовать, мы разучились жить, чем наказали себя.
Мне думается, что русские общественные болезни не стоит лечить по американским рецептам: пациент не тот. Не дай Бог засохнуть от любви
к обществу, так ничего и не сделав, чтобы преодолеть эту засуху.
Странно, что мы в других не видим себя — так не бывает, мы же связаны друг с другом очень тесно. Понятно, что орхидеи в канавах не могут вырасти — им необходимы приличные условия.
Вот и пишем историю своего общества в силу своих возможностей.
Может, оттого, что на всё плюём, на нас также плюют все, кому не лень.
Нам легче оправдаться, чем что-то приличное сделать.
Нет смысла быть судьёй народа, к которому принадлежишь: обвинительный приговор будет в первую очередь себе. Сами не ангелы, да и живём среди обычных людей, но не дай Бог, если мы, словно волки, будем натасканы против кого скалить зубы, а против кого — нет. Выживание — это ещё не значит уметь жить, а потом это и не вся жизнь. Может, важно для каждого человека в обществе, чтобы не обстоятельства и чужие мозги решали наши проблемы, а мы сами, коль никто не считает себя инвалидом в области разума.
В любом обществе каждый человек важен — он отражается в нём и отражает его.
И даже если в нём нет души, есть неплохая возможность быть самому душой.
Как часто, однако, мы бываем одиноки не с собой, а с людьми.
Ясно, что ума не надо, чтобы обвинить другого, но где взять силы души, чтобы понять свою вину?
Как может быть общество совершенно, если мы, его составляющие — верх несовершенства? Большой вопрос.
Почти всегда дождливая осень ожесточала сердце, остервенело разрывая нервы, все клеточки тела на мелкие кусочки. Фанатичное буйство медных, рыжих, ржавых красок неистово ярило душу. Какое -то исступление вливало в жилы безумство кипящих острых ощущений: в нос ударял прелый холодноватый запах сырой земли, сбивала с ног нечеловеческая тоска,она замирала от влекущего взгляда прозрачного неба.
Эмоции закипали белым бурлящим ключом, вибрировал безрассудно пульс
в тесноте уставших сосудов, мелким бисером выкатывались неожиданные слёзы. Казалось, что в такой ситуации нужно было спасать её от неё самой. Все накопленные чувства вдруг стали безжалостно выливаться, ручьём, выплёскиваясь наружу, выжигая без остатка последние запасы.
Она вдруг вспомнила, что совсем недавно держалась даже
за соломинку — так хотелось жить. Влечение к жизни было непреодолимо.
Все устремления, порывы, побуждения, полёты, пристрастия, склонности звучали радостно, проникали во все поры тела и души.
Нервы, как натянутые струны в небеса, магически звучали.
Казалось, наступил пик сердечной нежности, растекающейся магмой, страстно вторгающейся на всю территорию её судьбы, которая , вернее, врывалась, проникала, кипятила нейроны мозга.
Не так давно она видела мистический и странный сон, мало что имеющий с реальностью: она стояла посреди степи, а вокруг неё находилась волчья стая: матёрый мощный зрелый волк, молодые три или четыре волчицы, три маленьких волчонка. Она во время сна осознавала, что это сон, потому что ничего никогда не знала о жизни этих хищников, не ведала их порядков, образа жизни. Запомнила, что они страшно выли, скулили, играли. Потом появилась другая стая. И вот тут она увидела страшные бои этих непримиримых сильных животных.
Почему-то ей показалось, что схватка была из- за молодых волчиц.
Она проснулась и долго не могла уснуть: казалось, чтобы жить, надо биться до уничтожения, страдать, казниться, рваться куда -то, мучиться, терзаться.
И ради чего? Ради жизни, которая каждый раз каждого заставляет почувствовать свой непререкаемый закон — ради жизни через любовь, наверное, даже неважно к кому или чему.
Конечно, она знала, что переданный предками инстинкт любить — у неё ведущий. Она приобретала его в муках сильных переживаний.
Вся жизнь была в поисках этого странного никем необъяснимого объекта приложения своей сердечной силы… Внутренний стимул в этих поисках сжигал все её иллюзии по поводу, что кто-то может помочь ощутить всю полноту этого чувства. Это чувство, как нежная начинка в конфете, было заложено во всё, чем она занималась. Может, она искала себя в других?
Эмоциональный голод совсем недавно был утолён через сильный инстинкт отдачи лучшей своей части могучему чувству. Потребность в любимом человеке была сродни сумасшествию.
Мощный фундамент для психологической близости был, как бетон. Познание друг друга было в режиме одного сердца, полного взаимопроникновения.
Она всё думала, если смерть — эта странная форма другой жизни, значит, смерть любви — закономерность, которую ничем не преодолеть? А потом, любовь — видимо, некая болезнь, которую можно придушить какой -то неведомой целесообразностью, присущей одному из влюблённых.
И это данность, которую надо принять смело и мужественно, и не осуждать, коль границы своей внутренней жизни каждый устанавливает сам.
Видимо, окончание отношений — это не совпадение границ существования
в состоянии истинной любви.
И коль есть нижние этажи души, следовательно, инстинкты , или рефлексы, а вернее мотивы( так их называл И.Павлов), каждый выживает , как может.
Кто-то — мастер по бегу на короткие дистанции, кто-то даже может быть марафонцем в беге под названием жизнь, таща на себе тяжёлый рюкзак мощного опыта, такой, видимо, не чертит в клеточку смысла свои дни, не экономит на чувствах и отдаче их другим, не вымеряет с пользой для себя каждый сантиметр своего возраста.
И, несмотря ни на что , всё -таки, высшее наслаждение — жить…
ЗАГАДКА
Когда у меня их нет, я чувствую себя ближе к богам.
Судьба мне их дарует тогда, когда я уже научилась обходиться без них.
Чаще они бывают удивительно скромны: даже меньше почтовой марки.
С возрастом, говорят, их можно безболезненно ампутировать с пользой для себя.
Когда их много, то возможно совершить зло, совершенно не планируя его.
Если бы я от них отказалась, то жизнь явно была бы слишком пресной и скучной.
Я, конечно, не хочу стать собакой Баскервилей, если я всего лишь обычная и домашняя.
И всё — таки их иметь постоянно — непозволительная роскошь.
Почему я не могу позволить иметь на столе подснежники в июле,
когда солнце спалило и выжгло всю траву, не говоря уже о цветах?
Конечно, если я желаю иметь их, то они тоже будут обладать мною, к сожалению.
Когда же они превышают мои возможности, то превращаются в сладкую мечту.
Их язык чаще похож на раскатанную губу.
И как использовать все возможности, чтобы получить невозможное?
Только удавив их, можно обрести неплохую репутацию.
И когда они приходили на порог моей квартиры — я уже и не рада, а просто разочарована,
хотя постыдным шёпотом их произносила, когда молилась небесам.
Так кто ( что же?) гость?
И человеческим сознаньем
Их всемогущей красоты
Вдруг озарятся , как сияньем,
Изящно – дивные черты
Ф.И.Тютчев
Сколько лет прошло, а учительницу литературы забыть не могу: не смыли годы её след. Действительно, жизнь – в мимолётных мелочах.
Впечатления детства , вообще, необычайно сильны.
Конечно, воспоминания смывают некоторые тяжёлые моменты и высветляют лучшие, потому как оказались значимыми и выпали в осадок духа.
Учителя — одни из тех, кто первыми оставлял в наших душах свои милые подписи.
И сейчас у меня их целая коллекция, я их бережно храню.
Наша учительница, как умелый умный полководец, покоряла нас, подростков, щемящими душу стихами, любовью к книге, хорошей литературе .
Именно с ней мы пребывали в упоительной красоте.
Мы тонули в этом мистическом мире, вдыхая аромат ветра, морских прибоев.
Она умела мастерски нанизывать слова, словно разноцветный яркий бисер на нитку смысла содержания речи.
Как часто наши влюблённые сердца бросала в бездонный источник сияющей поэзии.
Слушая красиво звучащие ручейки её речи, нас иногда душили слёзы невероятного счастья.
А порой просто захлёстывала горячая кровь от ожога пламенем настоящего слова.
Внимали страстям души, пытаясь стучаться в блаженную дверь любви.
А как мы попали в плен синих глаз любимой учительницы.
Мы погружались, затаив дыхание, в глубину их синевы, когда она низким контральто читала вслух выбранные ею специально для нас, шедевры литературы.
Своим дивным голосом могла довести до слёз, а иногда наоборот – вызвать дикий хохот нашей неуёмной братии.
Была стройна, как изящная церковная свеча.
Мы, не отрываясь, смотрели на тонкий профиль, гладкие русые волосы. Обладая влекущей силой, потрясала как внутренней, так и внешней красотой.
Обычно входя в класс, она наполняла воздух вокруг себя ароматом тонких духов, свежестью.
Своей душевной прелестью пробуждала любовь к родной речи, корням культуры, извлекая из них то, что нам, в нашем возрасте, было необходимо, как воздух.
Старалась быть понятной, светлой. Не отравляла уроки моралью, злобой, ничего нам не доказывала, хотя мы порой беспощадно выматывали ей нервы, обесточивали своей подростковой жестокостью, неуёмностью.
В трудную для себя минуту обезоруживала нас улыбкой или смехом.
Особое очарование ей придавал иногда какой – то печальный нездешний взгляд, когда мы писали сочинения.
В классе было обычно тихо, и она мысленно находилась где -то очень далеко.
Сейчас, некоторые эпизоды, связанные с учительницей, как обрывки прекрасного сна.
И как она нас заставила нас любить читать? Одному богу известно: из 35 учеников высшее образование — у 30.
Низкий поклон моей учительнице, что просветляла наши несмышленые души и сердца:
да…
…воск души блаженной тает
На яром пламени свечи…
(А. Блок)
